Ибикус — Череп Смерти — Posrednik CG
«Дома, после вечернего чая, разложил карты, и вышла глупость: символ смерти, или говорящий череп Ибикус».
А. ТОЛСТОЙ «Похождения Невзорова, или Ибикус».
Итак, в упомянутом выше произведении А. Толстого для тихого мещанина по фамилии Невзоров дальнейший ход судьбы предопределил XIII Аркан карт Таро – Смерть, символизирующий изменения и стремления к обновлению жизни. Смерть традиционно изображается в виде человеческого скелета с косою в костях рук. И уж без черепа здесь не обойтись. В более поздних вариациях карт Таро сплетены мифологии многих земных народов. Ибикус – вещающий череп – не исключение. Но откуда он?
В 1927 году в одной из заброшенных древних цитаделей индейцев племени майя был обнаружен череп, изготовленный в натуральную величину из подходящего по размерам куска кварца. Неведомые ваятели не только безошибочно выдержали все пропорции реального (женского) прототипа, но и придали нижней челюсти подвижность с помощью шарниров, закреплённых в отполированных гнёздах.
Фантасты «выжали» всё, что смогли из факта существования этой находки и скудной информации о ней, дошедшей из преданий майя о некоем Черепе Смерти, игравшем важную роль в их религиозных обрядах. Предпосылка фантастических идей проста. Технологии изготовления такого артефакта не соответствуют уровню развития нашей современной цивилизации.
В. ЩЕРБАКОВ утверждал в своём романе «Чаша Бурь», что Череп Смерти изготовили жители Атлантиды и даёт такое описание: «Вещица эта сделана из кварца, нижняя челюсть подвешена и может двигаться даже от ветра. Если под черепом поместить свечу, глазницы его испускают яркие лучи, а окружающие предметы и люди как бы проецируются на дымчатых кварцевых образованиях».
Челюсти имеют нечеловеческую форму? А. ХЛЕБНИКОВ в рассказе «Череп рока ждёт своего часа» выдал версию о неземном происхождении индейской святыни. Это и вправду череп-вещун. Дело не только в подвижной челюсти, создающей иллюзию речи. «Череп Смерти» – телепатическое устройство, запрограммированное на установление контактов. Оно начинает работу при полном отсутствии страха у собеседника и желании медитировать. Надо ли говорить, что даже в нынешние времена таких охотников до общения найдётся не слишком много…
По некоторым сведениям, подобных ибикусов» изготовленных из различных минералов найдено уже… 13 экземпляров! У поверья есть основа?..
В фантастике можно обнаружить и служителей соответствующего культа. Хранители Черепов предлагают новообращённым вечную жизнь (Р. СИЛВЕРБЕРГ «Книга Черепов»).
В иной интерпретации «говорящий череп» преподносится в рассказе С. СЕМЁНОВА «Тайна ископаемого черепа» (1927). Информация о событиях прошлого читается по биотокам, всё ещё циркулирующим в означенной части скелета. Чем не ещё один прообраз Ибикуса?
Отзывы о книге Похождения Невзорова, или Ибикус
Не ходите к цыганкам накануне революций
Кто из нас не мечтал временами о том, что было бы, если… Кто не представлял себя кем-то другим, чья жизнь лучше, интереснее, богаче событиями. Вот и Семён Иванович Невзоров верил и приятелям хвастался, что «ждет судьба, полная разнообразных приключений, буду знаменит и богат. Этому предсказанию верю, — время мое придет, не смейтесь». Да и как не верить, если нагадала самая что ни на есть настоящая цыганка, да и хочется, хочется в такое верить, душа требует!
«Семен Иванович, — нужно предварить читателя, — служил в транспортной конторе. Рост средний, лицо миловидное, грудь узкая, лобик наморщенный. Носит длинные волосы и часто встряхивает ими. Ни блондин, ни шатен, а так — со второго двора, с Мещанской улицы».
Вам он никого не напоминает, этот мелкий петербургский чиновник? Мне так почему-то упорно в голову лез Акакий Акакиевич с его великой мечтой. Другое время – другие мысли, но маленький человек, с одной стороны, продолжает оставаться маленьким, с другой – из кожи вон лезет, чтобы перестать им быть.
На беду, грянули одна за другой революции, и закружило-завертело нашего Семена Невзорова грязным вихрем. Нет, я не глумлюсь над историей, просто наш герой таков, что попадает он в переделки да передряги с душком, весьма сомнительного свойства. И теперь он не кто-нибудь, а уже граф! Как так, — удивляется дотошный читатель. Выкопал ли он клад или очередную процентщицу ухлопал? Конечно, не расскажу я вам этот замечательный секрет, как можно вот так взять да и сделаться графом, да ещё и с состоянием. Вы же название ещё помните? «Похождения» — весьма говорящее словечко.
И куда только ни занесёт нашего новоявленного вельможу! При этом замечательно, что при всём внешнем антураже приключений, в которых герой блещет не умом, а изворотливостью, мы читаем о многих исторических событиях, увиденных глазами такого вот маленького человека. Он побывает в революционной Москве, уехав из Петербурга. Мы видим, как по ночам жители стоят в подъездах, не зная, что их ждёт. Мелочь на фоне истории страны, но ведь из них жизнь и складывается. Несёт мнимого графа Невзорова в Киев, в украинские степи, где бесчинствуют многочисленные банды, в Одессу, занятую интервентами. Далее – через море, в эмиграцию, в Стамбул.
На мой взгляд, стиль просто шикарный и разный в разных фрагментах, его хочется цитировать и цитировать. Вот Петербург в первые революционные дни, вроде бы знакомый по учебникам истории. А теперь сравните впечатления:
«Город шумел невиданной жизнью. Собирались толпы, говорили от утра до поздней ночи. Флаги, знамена, лозунги, взбесившиеся мотоциклетки. На перекрестке, где стаивал грузный, с подусниками, пристав, — болтался теперь студент в кривом пенсне, бандиты и жулики просто подходили к нему прикурить. На бульварах пудами грызли семечки. Мужики в шинелях влезали на памятники, били себя в грудь: «За что мы кровь проливаем?» На балконе дворца играл талией временный правитель в черных перчатках».
Множество событий, иногда почти невероятных, умещаются в таком небольшом тексте, что просто удивляешься мастерству автора. К тому же здесь много и рассуждений-раздумий персонажа, которые помогают заглянуть в его душонку. Он понимает только одно:
«Россия – место гиблое. Всю её разграбят и растащат до нитки. Нужно торопиться рвануть и свой кусок».
Сцены отплытия из Одессы, погрузки на корабли, плаванья в ожидании чего-то неизвестного – одни из самых сильных по впечатлениям. В самом деле, что знаем мы об этих людях, эмигрантах первой волны? Ну, уплыли себе и уплыли, а ведь сколько боли, муки, сломанных жизней… Что они ели на тех битком набитых кораблях, сколько вшей привезли в бархате и кружевах на давно не мытых телах? Чем жили: мечтой о будущем или тоской по оставленной родине?
«Похождения Невзорова…» написаны А.Н. Толстым в 1924 году, когда сам писатель вернулся из эмиграции. Весьма вероятно, что многие его личные впечатления нашли здесь своё отражение. В любом случае, у нас есть возможность через судьбу отдельного человека, через его похождения и авантюры увидеть многое из судьбы страны, совсем нам не чужой.
Похождение Невзорова, или Ибикус — Народный Брифли
Этот пересказ, возможно, скопирован с другого сайта и нарушает авторские права. Если хотите помочь проекту, перепишите его своими словами.Похождение Невзорова, или Ибикус
Краткое содержание повести. 1924.
Микропересказ: 1917 год. Мелкий служащий Невзоров сумел в суматохе февральской революции разбогатеть, ограбив антиквара, и стать графом, присвоив себе титул. После октябрьских событий он эмигрировал в Турцию, где открыл игорный дом. И даже в пожаре, когда на него рухнула крыша дома, он ухитрился уцелеть.
Приключенческая история о похождениях Семена Ивановича Невзорова. Жил он на Мещанской улице, служил в дорожной конторе, получал скромное жалование да раз в неделю встречался со своей любовницей Кнопкой. Был совсем неприметным человеком. Читая новости о знати в «Петербургской газете», все его грезы были о светских раутах и балах. Так бы и жил он своей скучной жизнью, если бы не предсказание гадалки о больших приключениях. Мужчина свято верил в него. И друзьям, которые подшучивали над ним, говорил, что еще будет знаменит и богат. Начинается период больших перемен. За первой мировой войной пришла революция, гражданская война, затем анархия, эвакуация, контрразведка, жизнь в Москве, Петербурге, Украине, Турции. Сменялись режимы: монархия, революционеры, анархисты, атаманы, белый, красные. Приспосабливаясь к условиям и месту проживания, он становится Симеоном Навзраки, а затем Оглы Навзраком. Часто меняет мужчина себе и род деятельности. То он – держатель тараканьих бегов, то владелец борделя, иным представлялся помещиком либо бухгалтером анархистов, для других он торговец.
Как-то Семен Иванович становится графом с солидным имуществом. Он принимает наркотики, посещает светские мероприятия, бывает на выступлениях футуристов. У дворянина скрывается гордая богатая женщина, которая даже не соизволила назвать свое имя спасителю. А в следующем эпизоде он – подданный Греции, живет в Одессе и работает белогвардейским контрразведчиком.
Семен Иванович находился среди эмигрантов, плывущих на корабле в Константинополь. Это несчастные люди, непонятно зачем попавшие в чужую страну.
Судьба была переменчива и капризна к герою. Она возносила его на невиданные высоты, чтобы снова сбросить в грязь и тут же опять одаривала небывалыми богатс
Алексей Николаевич Толстой «Похождения Невзорова, или Ибикус»
Эх, кабы не революция, быть бы Невзорову незаметным чиновником и грезить о великом, ничего для этого не сделав. Но вот, грянуло великое общественное потрясение, и крохотный жучок, оседлав случайный листик, отправляется в путь, подхваченный ветром перемен…
Книга Толстого — она как калейдоскоп: стихия красок и образов, переплетение случайностей, бушующий океан эмоций, в котором проглянет то одна яркая картинка, то другая, задержатся на секунду перед глазами, и вновь исчезнут в пучине. Каждая из таких картинок-сцен могла бы стать самостоятельным рассказом, но Толстой не останавливается на них, а связывает единой нитью повествования, чтобы дать нам представление об изменчивости и зыбкости жизни в те годы. Вот сегодня Невзоров — граф и прожигатель жизни в Москве; он нюхает кокаин, живёт богемной жизнью и ходит на авангардистские представления футуристов (привет Маяковскому). Потом бах! — картина меняется, и Невзоров уже греческий подданный в Одессе, работает на белогвардейскую контрразведку. Вчера он — харьковский помещик, на короткой ноге с крестьянами, а завтра глядь — уже бухгалтер у разбойничьего атамана. Дух захватывает, читая о его приключениях, и поневоле думаешь: да могло ли быть такое на самом деле? Не слишком ли ловко тихий чиновник выходит из разных переделок? Но затем подумаешь ещё немного и понимаешь — нет, не слишком, а в самый раз. Такие-то проныры, незаметные червячки, и остаются на пепелище государственного здания после глубоких потрясений.
И немного о бытовых зарисовках. Их множество, и на первый взгляд они лишние, но именно с их помощью и возникает эта картина всеобщего хаоса и полубреда, в котором существует главный герой. Вот у Невзорова спасается надменная аристократка, считающая ниже своего достоинства даже представиться своему избавителю. А вот на пароходе, увозящем эмигрантов, заседают члены монархического совета; не утихает политическая грызня, словно пароход — это та же Россия, Невзорову поручают убрать нелюдимого революционера, что-то не поделившего с большевиками… А вот на гетманскую Украину из советской России пробирается бывший коммерсант, такой же ловкач, как Невзоров, но уже несколько остепенившийся. Шедеврален его разговор с комиссаром на границе:
»-Мы гостили в Москве у тёти и возвращаемся.
— Я спрашиваю — это всё — это ваш багаж?
— Видите ли, пока мы гостили у тёти, — у нас родилось несколько детей…
— Я не знаю, кто вы такой, я обязан обыскать багаж.
— Кто я такой? Взгляните на меня, — господин стал совсем как ясное солнце, — хотите взглянуть, что я везу? — Он крикнул жене: — Соня, котик, принеси мой чемодан. Я не расстаюсь с этими реликвиями моей молодости: портреты Герцена, Бакунина и Кропоткина. Меня с малых лет готовили к революционной работе, но — появились дети, опустился. каюсь. Для ответственной работы не гожусь, но, как знать, в Республике каждый человек пригодится, верно я говорю? Кстати, я и не собираюсь бежать: устрою детей в Харькове и через недельку вернусь…»
Короче говоря: тут вам и Чичиков, тут вам и Бендер, тут вам и «Бег», тут вам и «Конармия». Читайте и наслаждайтесь! :smile:
Ибикус, или Похождения таракана — Центр комиксов и визуальной культуры РГБМ
Повесть «красного графа» Алексея Николаевича Толстого «Похождения Невзорова, или Ибикус» относится к тому разделу советской литературы, существование которого вызывает множество вопросов. Неудивительно, что комикс как форма графического романа стал идеальным вариантом её нового воплощения.
Впечатления эмигранта, переплавленные в авантюрную повесть — такое могло существовать только под каким-то «маскирующим соусом». Собственно, роль такой приправы сыграло то, что «Похождения…» были заявлены как произведение сатирическое (в то время как уже были довольно благосклонно приняты роман «Пётр I» и повесть «Хлеб», оказывавшие тогдашним властям своеобразную услугу, то оправдывая существование жестокой власти, то преподнося Гражданскую войну в «правильном» ключе).
Паскаль Рабатэ и Алексей Толстой: диалог культур и эпох
«Тёмный авантюрист» Невзоров, который оказывается в эмиграции — это тоже «услуга», удобная советской власти в той же степени, в которой был удобен «Союз меча и орала» из «Двенадцати стульев»: благодаря роману Ильфа и Петрова идея существования тайного монархистского сговора выглядела смехотворно, подтверждая, что в Стране Советов подобная подрывная деятельность возможна только со стороны идиотов. То, что толстовский Невзоров оказывается за границей, подтверждает, что в результате переворота и Гражданской войны все враги советской власти оказались (и находятся) за границей — и все они, опять же, идиоты.
Если многие другие авантюрные произведения того «времени красных Пинкертонов» вполне себе однозначны и фантастичны, то «Ибикус» — это плутовская повесть, в которой положительных персонажей нет вовсе, за исключением одного — самой эпохи, которая выметает всех «паразитов» из страны. И главный паразит — Невзоров. Мелкий служащий транспортной конторы, которому цыганка нагадала необыкновенную судьбу, пройдёт череду приключений и разбогатеет, благодаря тому, что станет устроителем тараканьих бегов. Зловещий образ смеющегося черепа Ибикуса, вынесенного в заглавие, конечно, постоянно проявляется в судьбе мелкого дельца — но тараканы, олицетворение живучести Невзорова и самой его сущности, куда важнее.
На язык другого массмедиа, кинематографа, «Ибикус» был впервые переведён в 1982 году как фильм «Похождения графа Невзорова», снятый Александром Панкратовым-Чёрным, тогда ещё не успевшим превратиться в символ «кооперативного кино» за неимением на тот момент такового. Другой кинорежиссёр, дебютировавший уже в 2010 году Паскаль Рабатэ, переводил повесть в рисованную историю с 1998 по 2001 год. История создания его версии «Ибикуса» подробно изложена в предисловии переводчика Михаила Хачатурова к русскому изданию, вышедшему в 2013 году в издательстве «Бумкнига». Произведение Рабатэ, награждённое призом «Альф-арт» за лучший альбом на фестивале в Ангулеме 2000 года, представляет собой не просто видение французом русской литературы и истории, но и интересное осмысление этих феноменов.
Его работа изящна, как стилизация под немое кино, но не грешит чрезмерной кинематографичностью, способной погубить хороший комикс. История авантюриста превращается в своеобразный гимн телесной жизни в условиях липкого кошмара действительности; жизнь эта порочна, в вместо любви — только жалкий секс в подворотнях и пустых квартирах, кокаин — верный способ забыться, а преступление — не повод беспокоиться. Революционное время — это осенняя морось, слякоть и туман, превращающаяся в душный, парной воздух весны, Гражданской войны и чужбины. Невзоров у Рабатэ внешне похож на таракана и на скелет. Его приключения лихорадочны, как тифозный бред.
«Ибикус» — не тот комикс, который можно советовать школьнику с легкомысленным «чтоб книжку не читать, картинки посмотри». Это серьёзная, взрослая, обширная иллюстрация — развёрнутый комментарий к повести, загадочной, неприятной, но крайне важной для понимания того времени, когда одна эпоха сменила другую.
Михаил Хачатуров и Паскаль Рабатэ: встреча с художником в Москве
в медиатеке Французского института (18 сентября 2013 г.)
Ознакомиться с произведением Рабатэ на русском и на французском языке можно в Центре комиксов РГБМ:
Ибикус : по повести Алексея Толстого / Рабате ; пер. с франц. Михаила Хачатурова. – Санкт-Петербург : Бумкнига, 2013. – 536 с. : ил. ; 24 см.
ISBN 978-5-906331-05-0Ibicus / Pascal Rabate. – [S.l] : Vents d’Quest, 2008. – 532 c. : ил. ; 25 см.
ISBN 978-2-7493-0342-0
Алексей Волков
Отзывы о книге Похождения Невзорова, или Ибикус
Не ходите к цыганкам накануне революций
Кто из нас не мечтал временами о том, что было бы, если… Кто не представлял себя кем-то другим, чья жизнь лучше, интереснее, богаче событиями. Вот и Семён Иванович Невзоров верил и приятелям хвастался, что «ждет судьба, полная разнообразных приключений, буду знаменит и богат. Этому предсказанию верю, — время мое придет, не смейтесь». Да и как не верить, если нагадала самая что ни на есть настоящая цыганка, да и хочется, хочется в такое верить, душа требует!
«Семен Иванович, — нужно предварить читателя, — служил в транспортной конторе. Рост средний, лицо миловидное, грудь узкая, лобик наморщенный. Носит длинные волосы и часто встряхивает ими. Ни блондин, ни шатен, а так — со второго двора, с Мещанской улицы».
Вам он никого не напоминает, этот мелкий петербургский чиновник? Мне так почему-то упорно в голову лез Акакий Акакиевич с его великой мечтой. Другое время – другие мысли, но маленький человек, с одной стороны, продолжает оставаться маленьким, с другой – из кожи вон лезет, чтобы перестать им быть.
На беду, грянули одна за другой революции, и закружило-завертело нашего Семена Невзорова грязным вихрем. Нет, я не глумлюсь над историей, просто наш герой таков, что попадает он в переделки да передряги с душком, весьма сомнительного свойства. И теперь он не кто-нибудь, а уже граф! Как так, — удивляется дотошный читатель. Выкопал ли он клад или очередную процентщицу ухлопал? Конечно, не расскажу я вам этот замечательный секрет, как можно вот так взять да и сделаться графом, да ещё и с состоянием. Вы же название ещё помните? «Похождения» — весьма говорящее словечко.
И куда только ни занесёт нашего новоявленного вельможу! При этом замечательно, что при всём внешнем антураже приключений, в которых герой блещет не умом, а изворотливостью, мы читаем о многих исторических событиях, увиденных глазами такого вот маленького человека. Он побывает в революционной Москве, уехав из Петербурга. Мы видим, как по ночам жители стоят в подъездах, не зная, что их ждёт. Мелочь на фоне истории страны, но ведь из них жизнь и складывается. Несёт мнимого графа Невзорова в Киев, в украинские степи, где бесчинствуют многочисленные банды, в Одессу, занятую интервентами. Далее – через море, в эмиграцию, в Стамбул.
На мой взгляд, стиль просто шикарный и разный в разных фрагментах, его хочется цитировать и цитировать. Вот Петербург в первые революционные дни, вроде бы знакомый по учебникам истории. А теперь сравните впечатления:
«Город шумел невиданной жизнью. Собирались толпы, говорили от утра до поздней ночи. Флаги, знамена, лозунги, взбесившиеся мотоциклетки. На перекрестке, где стаивал грузный, с подусниками, пристав, — болтался теперь студент в кривом пенсне, бандиты и жулики просто подходили к нему прикурить. На бульварах пудами грызли семечки. Мужики в шинелях влезали на памятники, били себя в грудь: «За что мы кровь проливаем?» На балконе дворца играл талией временный правитель в черных перчатках».
Множество событий, иногда почти невероятных, умещаются в таком небольшом тексте, что просто удивляешься мастерству автора. К тому же здесь много и рассуждений-раздумий персонажа, которые помогают заглянуть в его душонку. Он понимает только одно:
«Россия – место гиблое. Всю её разграбят и растащат до нитки. Нужно торопиться рвануть и свой кусок».
Сцены отплытия из Одессы, погрузки на корабли, плаванья в ожидании чего-то неизвестного – одни из самых сильных по впечатлениям. В самом деле, что знаем мы об этих людях, эмигрантах первой волны? Ну, уплыли себе и уплыли, а ведь сколько боли, муки, сломанных жизней… Что они ели на тех битком набитых кораблях, сколько вшей привезли в бархате и кружевах на давно не мытых телах?
Читать книгу Похождения Невзорова, или Ибикус
Алексей Толстой
Похождения Невзорова, или Ибикус
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Давным-давно, еще накануне Великой войны, Семен Иванович Невзоров, сидя как-то с приятелем в трактире «Северный полюс», рассказал историю:
— Шел я к тетеньке на Петровский остров в совершенно трезвом виде, заметьте. Не доходя до моста, слышу — стучат кузнецы. Гляжу — табор. Сидят цыгане, бородатые, страшные, куют котлы. Цыганята бегают, грязные смотреть страшно. Взять такого цыганенка, помыть его мылом, и он тут асе помирает, не может вытерпеть чистоты.
Подходит ко мне старая, жирная цыганка: «Дай, погадаю, богатый будешь, — и — хвать за руку: — Положи золото на ладонь».
В совершенно трезвом виде вынимаю из кошелечка пятирублевый золотой, кладу себе на ладонь, и он тут же пропал, как его и не было. Я — цыганке: «Сейчас позову городового, отдай деньги», Она, проклятая, тащит меня за шиворот, и я иду в гипнотизме, воли моей нет, хотя и в трезвом виде. «Баринок, баринок, — она говорит, — не серчай, а то вот что тебе станет, и указательными пальцами показывает мне отвратительные крючки. — А добрый будешь, золотой будешь — всегда будет так», — задирает юбку и моей рукой гладит себя по паскудной ляжке, вытаскивает груди, скрипит клыками.
Я заробел, — и денег жалко, и крючков ее боюся, не ухожу. И цыганка мне нагадала, что ждет меня судьба, полная разнообразных приключений, буду знаменит и богат. Этому предсказанию верю, — время мое придет, не смейтесь.
Приятели Семена Ивановича ржали, крутили головами. Действительно: кого, кого — только не Семена Ивановича ждет слава и богатство. «Хо-хо! Разнообразные приключения! Выпьем. Человек, еще графинчик и полпорции шнельклопса, да побольше хрену».
Семен Иванович, — нужно предварить читателя, — служил в транспортной конторе. Рост средний, лицо миловидное, грудь узкая, лобик наморщенный. Носит длинные волосы и часто встряхивает ими. Ни блондин, ни шатен, а так — со второго двора, с Мещанской улицы.
— А я верю, что меня ждет необыкновенная судьба, — повторял Семен Иванович и хохотал вслед за другими. Ему сыпали перец в водку. «Хо-хо, необыкновенная судьба! Ну и дурак же ты, Семен Невзоров, — сил нет…»
Дни шли за днями. На Мещанской улице моросил дождь, расстилался туман. Пахло на лестницах постными пирогами. Желтые стены второго двора стояли, как и сейчас стоят.
Семен Иванович служил без прогулов, добросовестно, как природный петербуржец. В субботние дни посещал трактир. Носил каракулевую шапку и пальто с каракулевым воротником. На улице его часто смешивали с кем-нибудь другим, и в этих случаях он предупредительно заявлял:
— Виноват, вы обмишурились, я — Невзоров.
По вечерам иногда к Семену Ивановичу приходила любовница, по прозванию Кнопка. После баловства она обыкновенно спорила, обижалась, шуршала, чтобы он на ней женился. Жить бы ему да жить: шесть дней будней, седьмой праздничек. Протекло бы годов, сколько положено, опустевшую его комнату, с круглой печкой, с железной кроватью, с комодиком, на котором тикал будильник, занял бы другой жилец. И снова помчались бы года над вторым двором.
Так нет же, — судьба именно такому человеку готовила беспокойный и странный жребий. Недаром же Семен Иванович заплатил за гаданье маленький золотой. В цыганкины слова он верил, хотя правду надо сказать, — пальцем не пошевелил, чтобы изменить течение жизни.
Однажды он купил на Аничковом мосту у мальчишки за пятак «полную колоду гадальных карт девицы Ленорман, предсказавшей судьбу Наполеона». Дома, после вечернего чая, разложил карты, и вышла глупость: «Символ смерти, или говорящий череп Ибикус». Семен Иванович пожалел о затраченном пятаке, запер колоду в комод. Но, бывало, выпьет с приятелями, и открывается ему в трактирном чаду какая-то перспектива.
Эти предчувствия, а может быть какие-нибудь природные свойства, а может быть самый климат — туманный, петербургский, раздражающий воображение, привели Семена Ивановича к одной слабости: читать в газетах про аристократов.
Бывало, купит «Петербургскую газету» и прочтет от доски до доски описание балов, раутов и благотворительных базаров. «У графа такого-то на чашке чая парми присутствующих: княгиня Белосельская-Белозерская, графиня Бобринская, князь и княгиня Лобановы-Ростовские, светлейший князь Салтыков, князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон…»
Графини представлялись ему с черными бровями, среднего роста, в кружевных платьях. Княгини — длинные, блондинки, в платьях электрик. Баронессы рыжеватые и в теле. Граф — непременно с орлиными глазами. Князь — помягче, с бородкой. Светлейшие — как бы мало доступные созерцанию.
Так Семен Иванович сиживал у окошка; на втором дворе капало; туман застилал крыши… А на зеркальных паркетах звенели шпоры, шуршали шлейфы. Разговоры вполголоса… Духи, ароматы… Происходил файф-о-клок. Лакеи вносят торты разных видов, сахарные печенья, вазы с вареньем. Ни графини, ни княгини даже не притрагиваются к еде. Разве какая высунет из кружев пальчики, отщипнет крошку. Только ножками перебирают на скамеечках.
В сумерки приходила Кнопка. Носик торчком, и тот весь заплаканный, просит, чтобы женился. Семен Иванович встряхивал волосами, отвечал неопределенно.
Многие события, большие дела произошли с той поры: заехали в пропасть, перевернулись кверху колесами, — война. Но Семена Ивановича эти дела мало коснулись. По причине слабости груди его на фронт не взяли. Один год проходил он в защитной форме, а потом опять надел пиджачок. «Северный полюс» закрылся.
Жить стало скучнее. Спиртные напитки запретили. Познакомишься с приятным человеком, — хвать-похвать, он уже на фронте, он уже убит. Никакой ни у кого прочности. Кнопку увез на фронт драгунский полк, проходивший через Петроград. Все семь дней теперь стали буднями.
Попались Семену Ивановичу как-то, при разборке комода, гадательные карты девицы Ленорман. Усмехнулся, раскинул. И опять вышел череп Ибикус. Что бы это обстоятельство могло значить?
Одно время Ибикус привязался по ночам сниться: огромный, сухой, стоял в углу, скалил зубы. Нападала тоска во сне. А наутро противно было думать, что опять он приснится. Семен Иванович раздобыл бутылку ханжи, очищенной нашатырем. Выпил, одиноко сидя у мокрого окошка в сумерках, и будто бы снова померещилось ему какое-то счастье… Но защемило сердце. Нет. Обманула цыганка.
И вдруг стукнула судьба.
Семен Иванович кушал утренний кофе из желудей, без сахару, с кусочком мякинного хлеба. За окном февральский туман моросил несказанной гнилью.
Вдруг — дзынь! Резко звякнуло оконное стекло и сейчас же — дзынь! зазвенело, посыпалось зеркальце, висевшее сбоку постели.
Семен Иванович подавился куском, ухватился за стол, выкатил глаза. Внутреннее оконное стекло треснуло мысом, в наружном была круглая дырочка от пули. Из прокисшего тумана булькали выстрелы.
Семен Иванович, наконец, осмелился выйти на двор. У ворот стояла куча людей. Женщина в ситцевом платье громко плакала. Ее обступили, слушали. Дворник объяснил:
— Испугалась. Два раза по ней стреляли.
Чей-то бойкий голос проговорил:
— На Невском страшный бой, горы трупов.
Женщина ударилась плакать громче. Опять сказал бойкий голос:
— Так и следует. Давно бы этого царя по шапке. Вампир.
И пошли разговоры у стоящих под воротами — про войну, про измену, про сахар, про хлеб с навозом. У Семена Ивановича дрожали руки, подгибались колени. Он пошел в дворницкую и сел у горячей печки.
Напротив на лавке сидела дворничихина дочка в платке и валенках. Как только Семен Иванович пошевелится, девочка принималась шептать: «Боюсь, боюсь». Он рассердился и опять вышел на двор. В это время послышался крик. Посредине двора какой-то бритый, плотный человек с крашеными баками кричал удушенным голосом:
— На Екатерингофском канале лавошники околодошного жарят заживо.
Это было до того страшно, что из подъездов раздались женские взвизги. Под воротами замахали руками. Человек с баками скрылся. А из тумана бухало, хлопало, тактактакало.
Семен Иванович вернулся домой и сел на стул. Наступал конец света. Шатался имперский столп. Страшное слово — Революция — взъерошенной птицей летало по улицам и дворам. Вот, это оно опять поднимало крик под воротами. Оно, не угомонясь, гулко стукало из тумана.
Мрачно было на душе у Семена Ивановича. Иногда он вставал, хрустел пальцами и опять садился. В наружную оконную дырочку свистал ветер, насвистывал: «Я тебе надую, надую пустоту, выдую тебя из жилища».
В глухие сумерки кто-то стал трогать ручку входной двери. Коротко позвонили. Семен Иванович, ужаснувшись, отворил парадное. Перед ним, освещенная из прихожей, стояла женщина удивительной красоты — темноглазая, бледная, в шелковой шубке, в белом оренбургском платке. Она сейчас же проскользнула в дверь и прошептала поспешно:
— Затворите… На крючок…
На лестнице послышались шаги, грубые голоса. Навалились снаружи, бухнули кулаком в дверь. «Брось, идем…» — «Здесь она». — «Брось, идем, ну ее к черту…» — «Ну, так она на другой лестнице…» — «Брось, идем…» Шаги застучали вниз, голоса затихли.
Незнакомка стояла лицом к стене, в углу. Когда все затихло, она схватила Семена Ивановича за руку, глаза ее с каким-то сумасшедшим юмором приблизились:
— Я останусь… Не прогоните?
— Помилуйте. Прошу.
Она быстро прошла в комнату, села на кровать.
— Какой ужас! — сказала она и стащила с головы платок. — Не расспрашивайте меня ни о чем. Обещайте. Ну?
Семен Иванович растерянно обещал не расспрашивать. Она опять уставилась на него, — глаза черные, с припухшими веками, с азиатчинкой:
— На краю гибели, понимаете? Два раза вырвалась. Какие негодяи! Куда теперь денусь? Я домой не вернусь. Боже, какой мрак!
Она затопала ногами и упала в подушку. Семен Иванович проговорил несколько ободрительных слов. Она выпрямилась, сунула руки между колен:
— Вы кто такой? (Он вкратце объяснил.) Я останусь на всю ночь. Вы, может быть, думаете — меня можно на улицу выкинуть? Я не кошка.
— Простите, сударыня, я по обхождению, по одеже вижу, что вы аристократка.
— Вы так думаете? Может статься. А вы не нахальный. Это хорошо. Странно — почему я к вам забежала. Бегу по двору без памяти, — гляжу — окошко светится. Умираю, устала.
Семен Иванович постелил гостье на диване. Предложил было чаю. Она мотнула головой так, что разлетелись каштановые волосы. Он понес свой матрац на кухню. Незнакомка крикнула:
— Ни за что! Боюсь. Ложитесь здесь же. С ума сойду, несите назад тюфяк.
Семен Иванович погасил свет. Лег и слышал, как на диване — ррррр разлетелись кнопки платья, упали туфельки. В комнате запахло духами. У него побежали мурашки по спинному хребту, кровь стала приливать и отливать, как в океане. Гостья ворочалась под шелковой шубой.
— Мученье, зажгите свет. Холодно. (Семен Иванович включил одинокую лампочку под потолком.) Небось лежите и черт знает что думаете. — Она проворно повернулась лицом в подушку. — Одна только революция меня сюда и загнала… Не очень-то гордитесь. Потушите свет.
Семен Иванович растерялся. Не осмелился снять даже башмаков. Но лег, и опять — мурашки, и кровь то обожжет, то дернет морозом.
— Да не слышите разве, я плачу? Бесчувственный, — проговорила гостья в подушку, — у другого бы сердце разорвалось в клочки — глядеть на такую трагедию. Зажгите свет.
Он опять включил лампочку и увидел на диване на подушке рассыпанные волосы и из-под черно-бурого меха — голое плечо. Стиснул зубы. Лег. Тонким голосом незнакомка начала плакать, опять-таки в подушку.
— Сударыня, разрешите — чаю вскипячу.
— Ножки, ножки замерзли, — комариным голосом проплакала она, — вовек теперь не успокоюсь. В двадцать два года на улицу выгнали. По чужим людям. Свет потушитееее.
Семен Иванович схватил свое одеяло и прикрыл ей ноги и, прикрыв, так и остался на диване. Она перестала плакать. Разъятые ноздри его чувствовали теплоту, идущую из-под шубки. Но он робел ужасно, не зная, как обходиться с аристократками. За спиной, в углу, в темноте, — он не видел, но почувствовал это, — возник и стоял голый череп Ибикус.
— Завтра, наверно, буду лежать, раскинув рученьки на снегу, — ужасно жалобно проговорила гостья, — а тут еще царство погибает.
— Я всей душой готов утешить. Если не зябко — разрешите, ручку поцелую.
— Чересчур смело.
Она повернулась на спину. Смеющимся пятном белело ее лицо в темноте. С