За рекой, в тени деревьев — Википедия
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 6 декабря 2016; проверки требуют 5 правок. Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 6 декабря 2016; проверки требуют 5 правок.«За рекой в тени деревьев» (англ. Across the River and into the Trees) — роман Эрнеста Хемингуэя, вышедший в 1950 году. В книге рассказывается о последних днях жизни и последней любви полковника Ричарда Кантуэлла. Как и многие другие произведения писателя, «За рекой в тени деревьев» включает в себя множество автобиографичных вставок и сюжетов.
В названии книги использованы предсмертные слова Томаса Джексона, генерала «южан» времен Гражданской войны в США, умершего от ран 10 мая 1863 года: «Переправимся через реку и отдохнем в тени деревьев» (Let us cross over the river, and rest under the shade of the trees)
Главный герой романа — профессиональный военный, американский полковник Ричард Кантуэлл. Ему исполнилось пятьдесят лет. Он прошёл через все крупные войны XX века и теперь, в первые годы после Второй мировой войны, полковник приезжает на несколько дней в Венецию. Здесь он получил первое в своей жизни тяжёлое ранение, когда защищал город в 1918 году, тридцать лет назад, в кровопролитных сражениях. Ричард знает, что это, возможно, его последняя поездка в любимый город — у него уже было два сердечных приступа, и врачи сказали ему, что третьего приступа он не переживёт.
Полковник едет прощаться не только с Венецией, но и с любимой женщиной, которая родилась и выросла в этом городе. Ренате всего девятнадцать, и она происходит из старинного аристократического рода. Это последняя любовь Ричарда Кантуэлла. Несколько дней они проводят вместе, гуляют по городу, сидят в барах и уютных ресторанчиках, лежат в постели и разговаривают о любви и войне. Через несколько дней полковник решает поехать поохотиться на уток и на обратной дороге умирает от сердечного приступа.
- Ричард Кантуэлл — полковник пехотных войск США
- Рената — любимая девушка Ричарда.
- Джексон — шофер
- Gran Maestro — управляющий бара «Гритти»
— Ты всегда знаешь, чего тебе хочется?
— Всегда… По-твоему, это нескромно?
Молодые рано не просыпаются, а красивые — и подавно.
Если ты любишь какую-нибудь страну, — подумал полковник, — не бойся в этом признаться. Признавайся!
— Я люблю всю неделю думать о тебе и о Париже.
— Каждый день теряешь какую-нибудь иллюзию…
— Нет! Каждый день — это новая, прекрасная иллюзия…
Она боялась огорчить его даже своими мыслями
— Я хочу быть похожею на себя… Только много лучше…
Эрнест Хемингуэй — За рекой, в тени деревьев » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации
Э. ХЕМИНГУЕЙ
За рекой, в тени деревьев.
Они выехали за два часа до рассвета, и сначала им не пришлось взламывать лед на канале, потому что впереди шли другие лодки. На каждой лодке стоял гребец с длинным кормовым веслом, в темноте их не было видно, и только слышался плеск воды. Охотник сидел на складном стуле, укрепленном на крышке ящика, где лежали еда и патроны, а ружья – два или даже больше – были прислонены к груде деревянных чучел. В каждой лодке был мешок с парой подсадных уток или уткой и селезнем; в каждой лодке сидела собака, собаки дрожали и метались, слыша над головой шум крыльев пролетающих во тьме уток.
Четыре лодки пошли вверх, на север, по главному каналу, к большой лагуне. Пятая свернула в боковой канал. А вот теперь и шестая лодка повернула к югу, в неглубокую лагуну, затянутую льдом.
Лед был сплошной; воду схватило в эту безветренную ночь, когда вдруг ударил мороз; упругий покров только гнулся под ударами кормового весла. Потом он лопался с треском, как оконное стекло, но лодка почти не двигалась.
– Дайте-ка весло, – сказал охотник в шестой лодке. Он встал и, сохраняя равновесие, расставил ноги. Ему было слышно, как в темноте пролетают утки, а в лодке шарахается с места на место собака. С севера доносился треск льда, который ломали другие лодки.
– Осторожно, – предупредил лодочник с кормы. – Не переверните лодку.
– Я не новичок, – сказал охотник.
Он взял у лодочника длинное весло и проткнул лед.
Почувствовав твердое дно, он уперся грудью в широкую лопасть весла и, держа его обеими руками, оттолкнул лодку так, что весло очутилось уже возле кормы, а лодка двинулась вперед, ломая ледяную корку. Когда лодка врезалась в лед, а потом садилась на него днищем, лед раскалывался, как зеркальное стекло, и гребец на корме вел ее дальше по чистой воде.
Немного погодя охотник – он мерно, напряженно работал веслом и вспотел в теплой одежде – спросил лодочника:
– А где же наша бочка?
– Там, левее. В заливе, рядом,
– Может, мне пора сворачивать?
– Воля ваша.
– Что значит «воля ваша»? Вы ведь знаете, какая здесь глубина. Хватит тут воды, чтобы прошла лодка?
– Кто его знает! Вода спала.
– Пока мы будем канителиться, совсем рассветет.
Лодочник молчал.
«Ах ты черт собачий, – подумал охотник. – Ничего, доедем.
Мы уже проплыли две трети пути, а если тебе неохота разбивать лед, чтобы я мог пострелять уток, это просто подло с твоей стороны!» – А ну-ка поднатужься, хлюст ты этакий! – сказал он по-английски.
– Что? – спросил по-итальянски лодочник.
– Я говорю, что надо двигаться. Скоро рассветет.
Но уже светало, когда они наконец доплыли до большой дубовой бочки, врытой в дно лагуны. Бочку окружала покатая земляная насыпь, которую засадили камышом и осокой; охотник потихоньку ступил на нее и почувствовал, как мерзлые стебли ломаются у него под ногами. Лодочник вытащил из лодки складной стул с ящиком для патронов и передал охотнику; тот наклонился и поставил его на дно бочки.
На охотнике были высокие болотные сапоги и старая походная куртка с нашивкой на левом плече – никто не понимал, что это за нашивка, – и светлыми пятнышками на погонах, где раньше был звездочки; он спустился в бочку, и лодочник подал ему оба ружья.
Прислонив ружья к стенке бочки, он повесил между ними, на вбитых специально для этого крючьях, второй патронташ, а затем поудобнее расставил ружья по обе стороны патронташа.
– Вода есть? – спросил он у лодочника.
– Нет, – ответил тот.
– А воду из лагуны пить можно?
– Нет. От нее болеют.
Охотник устал, разбивая лед, ему хотелось пить, он чувствовал, что начинает злиться, но сдержался.
– Хотите, я помогу разбивать лед и ставить чучела?
– Не надо, – ответил лодочник и с остервенением толкнул лодку на тонкий лед, который под ее тяжестью треснул и раскололся. Лодочник стал колотить по льду веслом, а потом швырять деревянные чучела во все стороны.
«Что это он ярится? – думал охотник. – Ведь он здоров, как бык. Я выбивался из сил по дороге сюда, а он едва-едва нажимал на весло. Какая муха его укусила? Это же его работа!»
Он приладил складной стул так, чтобы можно было свободно поворачиваться направо и налево, распечатал коробку с патронами и набил ими карманы, потом распечатал еще одну коробку, но оставил ее наготове в патронташе. Перед ним в утреннем свете поблескивала стеклянная поверхность лагуны, а на ней виднелась черная лодка, крупное, могучее тело лодочника, разбивающего веслом лед и швыряющего за борт чучела, словно он хотел избавиться от чего-то непотребного.
Рассвело, и охотник увидел низкие очертания ближней косы по ту сторону лагуны. Он знал, что за этой косой стоят еще две бочки, дальше опять идут болота, а за ними – открытое море. Он зарядил оба ружья и прикинул в уме расстояние до лодки, которая расставляла чучела.
Позади он услышал приближающийся шелест крыльев, присел, выглядывая из-за края бочки, взял правой рукой ружье справа от себя, потом встал, чтобы выстрелить по двум уткам, которые косо падали на чучела, притормаживая крыльями, по двум черным уткам на фоне серого, тусклого неба.
Втянув голову в плечи, он широко занес ружье, вскинул ствол, целясь туда, куда летела утка, а потом, не глядя, попал он или нет, плавно поднял ружье, целясь выше и левее того места, куда летела другая утка, и, нажав курок, увидел, как, сложив на лету крылья, она упала среди чучел и осколков льда. Поглядев направо, он заметил и первую утку – черное пятно там же, на льду. Он знал, что правильно выстрелил и в первую утку, взяв много правее лодки, да и во вторую тоже, высоко подняв ствол и отведя его влево, давая утке уйти повыше и левее, чтобы лодка не попала под огонь. Это был отличный дуплет – аккуратный и точный, с должной заботой о безопасности лодки, и, перезаряжая ружье, он был очень доволен собой.
– Эй, послушайте, – крикнул ему лодочник. – А ну-ка не стреляйте по лодке!
«Ах, будь я трижды проклят! – сказал себе охотник. – Отныне и во веки веков!» – Бросайте свои чучела! – крикнул он лодочнику. – И побыстрее! Я не буду стрелять, пока вы не кончите; разве что прямо вверх!
Лодочник ответил что-то невнятное.
«Чепуха! – сказал себе охотник. – Он ведь это дело знает. И знает, что по дороге сюда я работал не меньше его. В жизни не стрелял аккуратнее и точнее. Чего же он взъелся? Я ведь предлагал ему вместе ставить чучела. Да ну его ко всем чертям!»
Справа лодочник все еще злобно колотил по льду и расшвыривал чучела уток, и каждое его движение было полно ненависти.
«Нет, я не дам тебе испакостить мне утро, – подумал охотник. – Если солнце не растопит лед, много тут не настреляешь. Несколько штук – и все, так что я не дам тебе изгадить мне охоту! Кто его знает, сколько раз еще мне придется стрелять уток, – я не позволю, чтобы мне испортили эту охоту!»
Он смотрел, как за длинной болотной косой светлеет небо, а потом, повернувшись в бочке, поглядел на замерзшую лагуну, на болота и на снежные горы вдали. Он сидел так низко, что предгорий не было видно, вершины отвесно поднимались над плоской равниной. Глядя на горы, он чувствовал, как в лицо ему тянет ветерком, и понял, что с восходом солнца задует ветер, потревожит птиц и они непременно прилетят сюда с моря.
Лодочник кончил расставлять чучела. Они плавали на воде двумя стайками: перед бочкой, чуть-чуть левее ее, в той стороне, откуда встанет солнце, и справа от охотника. Кот он выбросил за борт и подсадную утку вместе с привязью и грузилом, и живой манок стал окунать голову в лагуну – высовывал, снова погружал и расплескивал у себя по спине воду.
– А не расколоть ли еще немножко льда по краям? – крикнул охотник лодочнику. – Слишком мало чистой поды – они не сядут.
Лодочник ничего не ответил, но стал колотить веслом но рваной кромке льда. Ломать лед было ни к чему, и лодочник это знал. Но охотник этого не знал и думал:
«Непонятно, что с ним происходит. Я не дам ему испортить мне охоту. Не желаю, чтобы ей что-нибудь мешало, и ему не дам! Каждый выстрел теперь, может быть, мой последний выстрел, и я не позволю какому-то сукину сыну портить мне охоту! Спокойно, мальчик, только не злись», – говорил он себе.
Но он уже не мальчик. Ему пятьдесят, и он полковник пехотных войск армии Соединенных Штатов. И для того, чтобы пройти медицинский осмотр за день до поездки в Венецию на охоту, он проглотил столько нитроглицерина, сколько было нужно для того, чтобы… он и сам толком не знал, для чего: для того, чтобы пройти этот осмотр, уверял он себя.
Врач выслушивал его с явным недоверием. Но, дважды измерив давление, все же занес цифры в карточку.
– Понимаешь, какое дело, Дик, – сказал он. – Тебе это не рекомендуется; больше того, при повышенном внутриглазном и внутричерепном давлении это противопоказано!
Эрнест Хемингуэй. За рекой, в тени деревьев
Издательство дает такую аннотацию к этому роману: «Трагическая нота фатальной обреченности и утраты всего дорогого звучит во многих позднейших произведениях Хэмингуэя, в том числе и в печальном романе «За рекой, в тени деревьев», а широкая антивоенная тема романов пронизывает все творчество писателя».
Да, роман мрачный. Но никакой антивоенной темы я не обнаружил. Наоборот, речь постоянно идет о героизме солдат и о доблести войны, точнее — о замечательных войнах возле Венеции, в которых, довелось участвовать самому Хэмингуэю. Причем о войне Ричард Кантуэлл, полковник пехотных войск США, говорит скорее с радостной гордостью и хвастовством. Хотя шила в мешке не утаить: мерзостей и гадостей на войне много. И дураков хватает. Но он военный, это его мир, и всё остальное он презирает.
Полковник и сам хорош: он признается, что из-за его не слишком умных, но решительных приказов множество солдат расстались с жизнью. Их гибель на его совести, он редкий счастливчик, выживший в той мясорубке. Ему война явно нравится. Он даже признается, что уважает некоторых немцев, как хороших солдат, но к итальянцам таких чувств не испытывает. Полковник явно страдает посттравматическим синдромом: он не может думать и говорить ни о чем другом, кроме войны и охоты на уток возле Триеста. Кроме того, он постоянно пьет и то и дело признается в любви девушке Ренате. Причем делаются эти бесконечные признания с навязчивостью алкоголика: «Послушай, кажется, я давно не говорил тебе, что люблю тебя?» И через страницу снова раздается подобная фраза. Я так и слышу, как он снова повторяет свое признание в любви заплетающимся языком. И так весь роман. Больше любовь почти ни в чем не выражается, на секс нет и намека. Влюбленная парочка либо пьет в баре или в ресторане, либо они лежат в кровати в номере гостиницы и опять пьют и болтают о войне или о любви. Все время полковник рассказывает девушке, настойчиво требующей продолжения, о своих героических подвигах, в которых погибло столько его соратников и подчиненных.
Мне не довелось побывать в Венеции, но ясно, что под образом девушки скрывается именно Венеция, и все признания полковника в любви относятся не столько к девушке Ренате, сколько к этому старому итальянскому городу. Ренате всего девятнадцать, она происходит из старинного аристократического рода, который проливал кровь, защищая Венецию. Потому и девушка, символизирующая прежнюю столицу мира, столь воинственна и так страстно любит рассказы прожженного ветерана о войне. Главный герой романа — 50-летний человек, профессиональный военный, американский полковник Ричард Кантуэлл. Он прошел через все крупные войны XX века и теперь, в первые годы после Второй мировой войны, он приехал на несколько дней в Венецию, чтобы поохотиться на уток. Здесь он получил первое в своей жизни тяжелое ранение, когда защищал город в кровопролитных сражениях.
В романе говорится о последних днях жизни и последней любви полковника Кантуэлла. И кончается все трагически, как и предупреждает издательство: полковник умирает от сердечного приступа. Причем знает об опасности предынфарктного состояния, он постоянно принимает лекарство, прописанное армейским врачом в США, но продолжает пить без остановки. Такое поведение даже наталкивает на мысль о преднамеренном суициде. Образ полковника какой-то нереалистический, а скорее символический: я не верю, что в армии США могут держать насквозь больного и пьющего человека, не отправив его немедленно в отставку. Как и предупреждал доктор, полковник прожил недолго: в конце романа он умирает после неудачной утиной охоты.
Мне кажется, сюжет «За рекой, в тени деревьев» скорее подходит для короткого рассказа. Сюжет очень простой и статичный, в романе почти ничего не происходит, много навязчивых повторов. Это можно было бы принять за композиционный прием, но работает он плохо. После выхода романа в 1950 году большинство критиков дали ему негативную оценку. Критиковали за то, что роман слишком мрачен и автобиографичен, в нем мало действия, а полковник Кантуэлл — грубый солдафон. Хэмингуэя ранила столь резкая критика. Но в целом рядовые читатели приняли роман неплохо. На мой взгляд, довоенные книги Хэмингуэя все-таки читаются с большим интересом и удовольствием.
Эрнест Хемингуэй. За рекой, в тени деревьев (Across the River and Into the Trees). / Переводчики: Елена Голышева, Б. Изакова. — М.: АСТ, Астрель, 2010. — 320 с. — Тираж 3000 экз. — (Серия: Книга на все времена).
За рекой, в тени деревьев — Википедия
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
«За рекой в тени деревьев» (англ. Across the River and into the Trees) — роман Эрнеста Хемингуэя, вышедший в 1950 году. В книге рассказывается о последних днях жизни и последней любви полковника Ричарда Кантуэлла. Как и многие другие произведения писателя, «За рекой в тени деревьев» включает в себя множество автобиографичных вставок и сюжетов.
Название
В названии книги использованы предсмертные слова Томаса Джексона, генерала «южан» времен Гражданской войны в США, умершего от ран 10 мая 1863 года: «Переправимся через реку и отдохнем в тени деревьев» (Let us cross over the river, and rest under the shade of the trees).[1]
Сюжет
Главный герой романа — пожилой человек, профессиональный военный, американский полковник Ричард Кантуэлл. Он прошел через все крупные войны XX века и теперь, в первые годы после Второй мировой войны, полковник приезжает на несколько дней в Венецию. Здесь он получил первое в своей жизни тяжелое ранение, когда защищал город в кровопролитных сражениях. Ричард знает, что это, возможно, его последняя поездка в любимый город — у него уже было два сердечных приступа, и врачи сказали ему, что третьего приступа он не переживёт.
Полковник едет прощаться не только с Венецией, но и с любимой женщиной, которая родилась и выросла в этом городе. Ренате всего девятнадцать и она происходит из старинного аристократического рода. Это последняя любовь Ричарда Кантуэлла. Несколько дней они проводят вместе, гуляют по городу, сидят в барах и уютных ресторанчиках, лежат в постели и разговаривают о любви и войне. Через несколько дней полковник решает поехать поохотиться на уток и на обратной дороге умирает от сердечного приступа.
Персонажи
- Ричард Кантуэлл — полковник пехотных войск США
- Рената — любимая девушка Ричарда.
- Джексон — шофер
- Gran Maestro — управляющий бара «Гритти»
Цитаты
— Ты всегда знаешь, чего тебе хочется?
— Всегда… По-твоему, это нескромно?
Молодые рано не просыпаются, а красивые — и подавно.
Если ты любишь какую-нибудь страну, — подумал полковник, — не бойся в этом признаться. Признавайся!
— Я люблю всю неделю думать о тебе и о Париже.
— Каждый день теряешь какую-нибудь иллюзию…
— Нет! Каждый день — это новая, прекрасная иллюзия…
Она боялась огорчить его даже своими мыслями
— Я хочу быть похожею на себя… Только много лучше…
Примечания
Эрнест ХемингуэйЗа рекой, в тени деревьев
Ernest Hemingway
Across the River and Into the Trees
© Hemingway Foreign Rights Trust, 1950
© Перевод. Е. Голышева, наследники, 2015
© Перевод. Б. Изаков, наследники, 2015
© Издание на русском языке AST Publishers, 2016
Впервые опубликовано издательством Scribner, a division of Simon & Schuster Inc.
* * *
Глава первая
Они выехали за два часа до рассвета, и сначала им не пришлось взламывать лед на канале, потому что впереди шли другие лодки. На каждой лодке стоял гребец с длинным кормовым веслом, в темноте их не было видно, и только слышался плеск воды. Охотник сидел на складном стуле, укрепленном на крышке ящика, где лежали еда и патроны, а ружья – два или даже больше – были прислонены к груде деревянных чучел. В каждой лодке был мешок с парой подсадных уток или уткой и селезнем; в каждой лодке сидела собака, собаки дрожали и метались, слыша над головой шум крыльев пролетающих во тьме уток.
Четыре лодки пошли вверх, на север, по главному каналу, к большой лагуне. Пятая свернула в боковой канал. А вот теперь и шестая лодка повернула к югу, в неглубокую лагуну, затянутую льдом.
Лед был сплошной; воду схватило в эту безветренную ночь, когда вдруг ударил мороз; упругий покров только гнулся под ударами кормового весла. Потом он лопался с треском, как оконное стекло, но лодка почти не двигалась.
– Дайте-ка весло, – сказал охотник в шестой лодке. Он встал и, сохраняя равновесие, расставил ноги. Ему было слышно, как в темноте пролетают утки, а в лодке шарахается с места на место собака. С севера доносился треск льда, который ломали другие лодки.
– Осторожно, – предупредил лодочник с кормы. – Не переверните лодку.
– Я не новичок, – сказал охотник.
Он взял у лодочника длинное весло и проткнул лед. Почувствовав твердое дно, он уперся грудью в широкую лопасть весла и, держа его обеими руками, оттолкнул лодку так, что весло очутилось уже возле кормы, а лодка двинулась вперед, ломая ледяную корку. Когда лодка врезалась в лед, а потом садилась на него днищем, лед раскалывался, как зеркальное стекло, и гребец на корме вел ее дальше по чистой воде.
Немного погодя охотник – он мерно, напряженно работал веслом и вспотел в теплой одежде – спросил лодочника:
– А где же наша бочка?
– Там, левее. В заливе, рядом.
– Может, мне пора сворачивать?
– Воля ваша.
– Что значит «воля ваша»? Вы ведь знаете, какая здесь глубина. Хватит тут воды, чтобы прошла лодка?
– Кто его знает! Вода спала.
– Пока мы будем канителиться, совсем рассветет.
Лодочник молчал.
«Ах ты черт собачий, – подумал охотник. – Ничего, доедем. Мы уже проплыли две трети пути, а если тебе неохота разбивать лед, чтобы я мог пострелять уток, это просто подло с твоей стороны!»
– А ну-ка поднатужься, хлюст ты этакий! – сказал он по-английски.
– Что? – спросил по-итальянски лодочник.
– Я говорю, что надо двигаться. Скоро рассветет.
Но уже светало, когда они наконец доплыли до большой дубовой бочки, врытой в дно лагуны. Бочку окружала покатая земляная насыпь, которую засадили камышом и осокой; охотник потихоньку ступил на нее и почувствовал, как мерзлые стебли ломаются у него под ногой. Лодочник вытащил из лодки складной стул с ящиком для патронов и передал охотнику; тот наклонился и поставил его на дно бочки.
На охотнике были высокие болотные сапоги и старая походная куртка с нашивкой на левом плече – никто не понимал, что это за нашивка, – и светлыми пятнышками на погонах, где раньше были звездочки; он спустился в бочку, и лодочник подал ему оба ружья.
Прислонив ружья к стенке бочки, он повесил между ними, на вбитых специально для этого крючьях, второй патронташ, а затем поудобнее расставил ружья по обе стороны патронташа.
– Вода есть? – спросил он у лодочника.
– Нет, – ответил тот.
– А воду из лагуны пить можно?
– Нет. От нее болеют.
Охотник устал, разбивая лед, ему хотелось пить, он чувствовал, что начинает злиться, но сдержался.
– Хотите, я помогу разбивать лед и ставить чучела?
– Не надо, – ответил лодочник и с остервенением толкнул лодку на тонкий лед, который под ее тяжестью треснул и раскололся. Лодочник стал колотить по льду веслом, а потом швырять деревянные чучела во все стороны.
«Что это он ярится? – думал охотник. – Ведь он здоров как бык. Я выбивался из сил по дороге сюда, а он едва-едва нажимал на весло. Какая муха его укусила? Это же его работа!»
Он приладил складной стул так, чтобы можно было свободно поворачиваться направо и налево, распечатал коробку с патронами и набил ими карманы, потом распечатал еще одну коробку, но оставил ее наготове в патронташе. Перед ним в утреннем свете поблескивала стеклянная поверхность лагуны, а на ней виднелась черная лодка, крупное, могучее тело лодочника, разбивающего веслом лед и швыряющего за борт чучела, словно он хотел избавиться от чего-то непотребного.
Рассвело, и охотник увидел низкие очертания ближней косы по ту сторону лагуны. Он знал, что за этой косой стоят еще две бочки, дальше опять идут болота, а за ними – открытое море. Он зарядил оба ружья и прикинул в уме расстояние до лодки, которая расставляла чучела.
Позади он услышал приближающийся шелест крыльев, присел, выглядывая из-за края бочки, взял правой рукой ружье справа от себя, потом встал, чтобы выстрелить по двум уткам, которые косо падали на чучела, притормаживая крыльями, по двум черным уткам на фоне серого, тусклого неба.
Втянув голову в плечи, он широко занес ружье, вскинул ствол, целясь туда, куда летела утка, а потом, не глядя, попал он или нет, плавно поднял ружье, целясь выше и левее того места, куда летела другая утка, и, нажав курок, увидел, как, сложив на лету крылья, она упала среди чучел и осколков льда. Поглядев направо, он заметил и первую утку – черное пятно там же, на льду. Он знал, что правильно выстрелил и в первую утку, взяв много правее лодки, да и во вторую тоже, высоко подняв ствол и отведя его влево, давая утке уйти повыше и левее, чтобы лодка не попала под огонь. Это был отличный дублет – аккуратный и точный, с должной заботой о безопасности лодки, и, перезаряжая ружье, он был очень доволен собой.
– Эй, послушайте, – крикнул ему лодочник. – А ну-ка не стреляйте по лодке!
«Ах, будь я трижды проклят! – сказал себе охотник. – Отныне и во веки веков!»
– Бросайте свои чучела! – крикнул он лодочнику. – И побыстрее! Я не буду стрелять, пока вы не кончите, разве что прямо вверх.
Лодочник ответил что-то невнятное.
«Чепуха! – сказал себе охотник. – Он ведь это дело знает. И знает, что по дороге сюда я работал не меньше его. В жизни не стрелял аккуратнее и точнее. Чего же он взъелся? Я ведь предлагал ему вместе ставить чучела. Да ну его ко всем чертям!»
Справа лодочник все еще злобно колотил по льду и расшвыривал чучела уток, и каждое его движение было полно ненависти.
«Нет, я не дам тебе испакостить мне утро, – подумал охотник. – Если солнце не растопит лед, много тут не настреляешь. Несколько штук – и все, так что я не дам тебе изгадить мне охоту! Кто его знает, сколько раз еще мне придется стрелять уток, – я не позволю, чтобы мне испортили эту охоту!»
Он смотрел, как за длинной болотной косой светлеет небо, а потом, повернувшись в бочке, поглядел на замерзшую лагуну, на болота и на снежные горы вдали. Он сидел так низко, что предгорий не было видно, вершины отвесно поднимались над плоской равниной. Глядя на горы, он чувствовал, как в лицо ему тянет ветерком, и понял, что с восходом солнца задует ветер, потревожит птиц и они непременно прилетят сюда с моря.
Лодочник кончил расставлять чучела. Они плавали на воде двумя стайками: перед бочкой, чуть-чуть левее ее, в той стороне, откуда встанет солнце, и справа от охотника. Вот он выбросил за борт и подсадную утку вместе с привязью и грузилом, и живой манок стал окунать голову в лагуну – высовывал, снова погружал и расплескивал у себя по спине воду.
– А не расколоть ли еще немножко льда по краям? – крикнул охотник лодочнику. – Слишком мало чистой воды – они не сядут.
Лодочник ничего не ответил, но стал колотить веслом по рваной кромке льда. Ломать лед было ни к чему, и лодочник это знал. Но охотник этого не знал и думал: «Непонятно, что с ним происходит. Я не дам ему испакостить мне охоту. Не желаю, чтобы ей что-нибудь мешало, и ему не дам! Каждый выстрел теперь, может быть, мой последний выстрел, и я не позволю какому-то сукину сыну портить мне охоту! Спокойно, мальчик, только не злись», – говорил он себе.
Глава вторая
Но он уже не мальчик. Ему пятьдесят, и он полковник пехотных войск армии Соединенных Штатов. И для того чтобы пройти медицинский осмотр за день до поездки в Венецию на охоту, он проглотил столько нитроглицерина, сколько было нужно для того, чтобы… он и сам толком не знал, для чего; для того, чтобы пройти этот осмотр, уверял он себя.
Врач выслушивал его с явным недоверием. Но, дважды измерив давление, все же занес цифры в карточку.
– Понимаешь, какое дело, Дик, – сказал он. – Тебе это не рекомендуется; больше того, при повышенном внутриглазном и внутричерепном давлении это противопоказано!
– Не понимаю, – сказал охотник, который только собирался стать охотником и пока что был полковником пехотных войск армии Соединенных Штатов, а раньше занимал генеральскую должность.
– Я ведь не первый день вас знаю, полковник. А может, мне только кажется, что я вас знаю давно?
– Нет, тебе это не кажется, – сказал полковник.
– Что-то мы оба будто романс запели, – сказал врач. – Только смотри не стукнись обо что-нибудь твердое и следи, чтобы в тебя не попала искра, раз ты так набит нитроглицерином! Хорошо бы на тебя навесить предохранительный знак, как на цистерну с горючим.
– А кардиограмма у меня в порядке? – спросил полковник.
– Кардиограмма у вас, полковник, замечательная! Не хуже, чем у двадцатипятилетнего. Да такой кардиограмме позавидуешь и в девятнадцать лет!
– Тогда чего же тебе надо? – спросил полковник.
Когда наглотаешься нитроглицерина, иногда немного подташнивает; ему хотелось, чтобы осмотр поскорее кончился. Ему хотелось поскорее лечь и принять соду. «Эх, я мог бы написать руководство по тактике обороны для взвода с высоким давлением, – подумал он. – Жаль, что нельзя ему этого сказать. А почему бы, в сущности, не сознаться и не попросить у суда снисхождения? Не сможешь, – сказал он себе. – Так до конца и будешь твердить, что невиновен».
– Сколько раз ты был ранен в голову? – спросил врач.
– Ты же знаешь, – ответил полковник. – В формуляре сказано.
– А сколько раз тебе попадало по голове?
– О Господи! – Потом он спросил: – Ты спрашиваешь официально или как мой личный врач?
– Как твой личный врач. А ты думал, что я хочу подложить тебе свинью?
– Нет, Вес, не думал. Прости меня, пожалуйста. Что ты спросил?
– Сколько у тебя было контузий?
– Серьезных?
– Когда ты терял сознание или ничего не мог вспомнить.
– Штук десять, – сказал полковник. – Считая и падение с лошади. А легких три.
– Ах ты старый хрен, – сказал врач. – Вы уж меня извините, господин полковник!
– Ну как, можно идти? – спросил полковник.
– Да, господин полковник, – сказал врач. – У вас все в порядке.
– Спасибо. Хочешь, поедем со мной, постреляем уток на болотах в устье Тальяменто? Чудная охота. Там имение одних славных итальянских парнишек: я с ними познакомился в Кортине.
– А болота – это где водятся кулики?
– Нет, в тех местах охотятся на настоящих уток. Парнишки очень славные. И охота чудная. Настоящие утки. Гоголи, шилохвости, чирки. Даже гуси попадаются. Не хуже, чем у нас дома, когда мы были ребятами.
– Ну, я-то был ребенком в тридцатом году.
– Вот это подлость! Не ожидал от тебя.
– Да я совсем не то хотел сказать. Я просто не помню, чтобы у нас хорошо было охотиться на уток. К тому же я рос в городе.
– Тем хуже! Всем вам, городским мальчишкам, грош цена!
– Вы это серьезно, полковник?
– Конечно, нет. Какого черта ты спрашиваешь?
– Со здоровьем у вас все в порядке, полковник, – повторил врач. – Жалко, что я не могу с тобой поехать. Но я и стрелять не умею.
– Ну и черт с ним, – сказал полковник. – Какая разница? У нас в армии никто не умеет стрелять. Мне очень хотелось, чтобы ты со мной поехал.
– Я вам дам еще одно лекарство, вдобавок к тому, что вы принимаете.
– А разве есть такое лекарство?
– По правде говоря, нет. Хотя они там что-то придумывают.
– Ну и пусть придумывают, – сказал полковник.
– Весьма похвальная жизненная позиция, господин полковник.
– Иди к черту. Так ты не хочешь со мной ехать?
– С меня хватит уток в ресторане «Лоншан» на Медисон-авеню, – сказал врач. – Летом там кондиционированный воздух, а зимой тепло. Не надо вставать чуть свет и напяливать на себя теплые кальсоны.
– Ладно, городской пижон. Что ты понимаешь в жизни?
– И никогда не хотел понимать, – сказал врач. – А со здоровьем у вас все в порядке, господин полковник.
– Спасибо, – сказал полковник и вышел.
Глава третья
Это было позавчера. А вчера он выехал из Триеста в Венецию по старой дороге, которая шла от Монфальконе до Латизаны и потом прямо по равнине. Шофер у него был хороший, и он спокойно привалился к спинке переднего сиденья, поглядывая на места, которые знал еще мальчишкой.
«Сейчас они выглядят совсем иначе, – думал он. – Наверно, потому, что расстояния кажутся другими. Когда стареешь, все как будто становится меньше. Да и дороги теперь получше, и пыли такой нету. Когда-то я проезжал здесь на грузовике. Но чаще мы ходили пешком. Все, о чем я тогда мечтал, – это найти хоть полоску тени для привала и колодец на крестьянском дворе. И конечно – канаву. Ну до чего же меня в те времена привлекали канавы!»
Они свернули и по временному мосту переехали через Тальяменто. Берега зеленели, а на той стороне, где было поглубже, какие-то люди удили рыбу. Взорванный мост восстанавливали, гулко стучали клепальные молотки, а в восьмистах ярдах от моста стояли разрушенный дом и службы; по развалинам усадьбы, когда-то построенной Лонгеной, было видно, где сбросили свой груз средние бомбардировщики.
– Нет, вы подумайте, – сказал шофер. – У них что ни мост, что ни станция – кругом на целые полмили одни развалины.
– Отсюда мораль, – сказал полковник, – не строй себе дом или церковь и не нанимай Джотто писать фрески, если твоя церковь стоит в полумиле от моста.
– Я так и знал, господин полковник, что тут должна быть своя мораль, – сказал шофер.
Они миновали разрушенную виллу и выехали на прямую дорогу; в кюветах, обсаженных ивами, еще стояла темная вода, а на полях росли шелковицы. Впереди ехал велосипедист и читал газету, держа ее обеими руками.
– Если летают тяжелые бомбардировщики – другая мораль: отступи на целую милю, – сказал шофер. – Правильно, господин полковник?
– А если управляемые снаряды, то не на одну, а на двести пятьдесят миль. Ну-ка, погудите велосипедисту!
Шофер погудел, и тот съехал на обочину, так и не взглянув на них и не притронувшись к рулю. Когда они проезжали мимо, полковник высунулся, чтобы поглядеть, какую он читает газету, но заголовка не было видно.
– По-моему, теперь вообще не стоит строить себе красивых домов или церквей и нанимать этого, как его – как вы его назвали? – писать фрески.
– Джотто. Но это мог быть и Пьетро делла Франческа и Мантенья. И даже Микеланджело.
– Вы, видно, здорово знаете всех этих художников?
Теперь они ехали по прямому отрезку дороги и, стараясь наверстать время, гнали так, что один крестьянский дом словно наплывал на следующий; они почти сливались друг с другом, и видно было лишь то, что находилось далеко впереди и двигалось навстречу. За боковым стеклом тянулся безликий плоский пейзаж зимней равнины. «Я, пожалуй, не так уж люблю быструю езду, – думал полковник. – Хорош был бы Брейгель, заставь его наблюдать натуру из мчащегося автомобиля!»
– Художников? – переспросил он. – Да нет, Бернхем, не так уж много я про них знаю.
– Моя фамилия Джексон, господин полковник, Бернхема послали отдыхать в Кортину. Хорошее место, господин полковник.
– У меня, видно, память сдавать стала, – сказал полковник. – Простите, Джексон. Да, место там хорошее. Кормят недурно. Уход приличный. И никто к тебе не пристает.
– Это верно, господин полковник, – согласился Джексон. – Но я вас спросил о художниках из-за всех ихних мадонн. Я решил, что и мне надо посмотреть картины, и пошел во Флоренции в самое большое заведение, какое у них есть.
– Уффици? Питти?
– Понятия не имею, как оно называется. Но самое большое, какое там есть. Смотрел я, смотрел, пока меня от этих мадонн не замутило. Верно, тот, кто в картинах мало разбирается, только и видит что одних мадонн, и очень ему от этого муторно. Знаете, что мне кажется? Вы, верно, заметили, как все они тут помешаны на этих своих bambini, и чем меньше у них еды, тем больше bambini, а им все мало! Вот я и думаю, что их художники тоже были большими любителями bambini, как все итальянцы. Не знаю, те ли именно, кого вы назвали, и поэтому о них разговор особый, да вы меня и поправите, если я что скажу не так. Но мне лично сдается, что все эти мадонны – а я их, ей-богу, навидался досыта, – или, вернее сказать, все эти художники, которые только и знали, что рисовать мадонн… у всех у них только и было на уме что bambini… не знаю, поймете вы меня или нет…
– Не надо забывать, что им приходилось писать на одни только религиозные сюжеты.
– Это конечно, господин полковник. Значит, вы считаете, что взгляд мой правильный?
– Пожалуй. Только дело тут все же обстоит сложнее.
– Понятно, господин полковник. Взгляд мой на это дело еще не вполне окончательный.
– А у вас есть еще какие-нибудь взгляды насчет искусства, Джексон?
– Нет, господин полковник. Пока что я додумался только насчет bambini. Но чего бы мне хотелось – это чтобы они покрасивей нарисовали ту горную местность вокруг Кортины.
– Там родина Тициана, – сказал полковник. – Так по крайней мере считают. Я спускался в долину и видел дом, где, как говорят, он появился на свет.
– Шикарное место, господин полковник?
– Не очень.
– Ну что ж, если он рисовал картины с тех гор, – там такие скалы, ну прямо в цвет заката, сосны, кругом снег и остроконечные шпили…
– Campanile, – сказал полковник. – Такие, как там, впереди, в Чеджии. Колокольни.
– Ну что ж, если он в самом деле красиво срисовывал картины с той местности, я бы не прочь у него даже парочку купить.
– Он замечательно писал женщин, – сказал полковник.
– Вот если бы я держал кабак, или трактир, или постоялый двор, тогда мне пригодилась бы и женщина, – сказал шофер. – Но не дай бог я привезу домой картину с женщиной – моя старуха мне покажет! Костей не соберешь.
– Вы могли бы подарить картину местному музею.
– Господи, да что там у нас в музее? Наконечники стрел, боевые уборы из перьев, ножи для снимания скальпов, разные скальпы, рыбьи окаменелости, трубка мира, фотографии Пожирателя Печенки Джонстона и шкура какого-то проходимца – его сперва повесили, а потом какой-то доктор содрал с него шкуру. Картина с женщиной там уже совсем некстати.
– Видите campanile по ту сторону равнины? – спросил полковник. – Я вам покажу место, где мы воевали, когда я был мальчишкой.
– Вы разве и тут воевали, господин полковник?
– Да.
– А у кого в ту войну был Триест?
– У фрицев. Точнее говоря, у австрияков.
– Но мы его все же у них забрали?
– Только потом, когда кончилась война.
– А у кого были Флоренция и Рим?
– У нас.
– Ну что ж, тогда вам плакать было не о чем.
– «Господин полковник», – мягко добавил тот.
– Простите, господин полковник, – пробормотал шофер. – Я был в Тридцать шестой дивизии, господин полковник.
– Я видел у вас нашивку.
– Я как раз вспомнил Рапидо, господин полковник, а вовсе не хотел быть нахальным или грубить начальству.
– Верю, – сказал полковник. – Вы просто вспомнили Рапидо. Но имейте в виду, Джексон, у всякого, кто долго воевал, было свое Рапидо, и даже не одно.
– Ну, больше одного я бы не вынес, господин полковник.
Машина въехала в веселый городок Сан-Донади-Пьяве. Его заново отстроили, но он от этого не стал уродливее любого городка Центрального Запада США. «Он выглядит таким процветающим, – думал полковник, – а Фоссальта чуть выше по реке – такой нищей и унылой. Неужели Фоссальта так и не оправилась после первой войны? Но я ведь не видел ее до того, как ее разбомбили, – подумал он. – Город здорово обстреливали перед большим наступлением пятнадцатого июня тысяча девятьсот восемнадцатого года. А потом и мы по нему били, перед тем как взять обратно». Он вспоминал, как началась атака – от Монастье, через Форначе. В этот зимний день он вспоминал о том, что случилось в то лето.
Несколько недель назад он проезжал через Фоссальту и спустился к реке на то место, где его когда-то ранило. Место это нетрудно было найти – здесь была излучина; там, где когда-то стояли тяжелые пулеметы, воронка густо заросла травой. Козы или овцы выщипали траву, и впадина стала похожа на выемку для игры в гольф. Река текла медленно, она была мутно-синяя и заросла по берегам камышом; пользуясь тем, что кругом ни души, полковник присел на корточки и, глядя за реку с того берега, где раньше нельзя было днем и головы поднять, облегчился на том самом месте, где, по его расчетам, он был тяжело ранен тридцать лет назад.
– Не бог весть какое достижение, – сказал он реке и берегу, напоенным осенней тишиной и сыростью после обильных дождей. – Но зато лично мое.
Он встал и огляделся. Вокруг никого не было; машину он оставил на дороге перед крайним и самым унылым из новых домов Фоссальты.
– А теперь я дострою памятник, – сказал он, хотя слышать его могли одни мертвецы, и вынул из кармана старый золингенский складной нож, какие носят немецкие браконьеры. Нож щелкнул; повертев им, он выкопал в сырой земле аккуратную ямку. Обтерев нож о правый сапог, он сунул в ямку коричневую бумажку в десять тысяч лир, притоптал ямку и прикрыл дерном.
– Двадцать лет по пятьсот лир в год за Medaglia d’Argento al Valore Militare. За Крест Виктории, если не ошибаюсь, платят десять гиней. Медаль «За отличную службу» не дает ни гроша. Серебряная Звезда тоже. Ладно, сдачу я оставлю себе.
«Вот, теперь все в порядке, – думал он. – Дерьмо, деньги и кровь; погляди только, как растет здесь трава; а в земле ведь железо, и нога Джино, и обе ноги Рандольфо, и моя правая коленная чашечка! Прекрасный памятник! В нем есть все – залог плодородия, деньги, кровь и железо. Чем не держава? А где плодородная земля, деньги, кровь и железо – там родина. Но нам нужен еще и уголь. Надо достать немножко угля».
Потом он посмотрел за реку, на вновь отстроенный белый дом, который тогда был грудой развалин, и плюнул в реку. Он стоял далеко от воды и доплюнул с трудом.
– Я никак не мог сплюнуть в ту ночь и долго еще после этого, – сказал он. – Но теперь я неплохо плююсь для человека, который не жует резинку.
Он медленно пошел назад, к машине. Шофер спал.
– А ну-ка, проснитесь, – сказал он. – Разворачивайтесь, поедем по той дороге на Тревизо. В этих местах карта нам не нужна. Я скажу, где свернуть.
2. Серебряная медаль за воинскую доблесть (ит.).Предложения со словосочетанием В ТЕНИ ДЕРЕВЬЕВ
Неточные совпадения
Если участок под теплицу отводят летом, необходимо учесть тени, отбрасываемые высокими строениями или деревьями в летнее время. Собака лежала в тени под ветвистым деревом. Добежав до конца китайской стены (стена уже расцвела огоньками до самого низа), они бросили берёт в лужу и свернули за угол, в тень чёрных деревьев. Изо дня в день повторялось это пекло, жгущее на полях траву и заставляющее всё живое прятаться в узеньких тенях деревьев. Внезапный треск пылающего дерева прервал его размышления, заставляя содрогаться, и собственная тень устрашала больное его воображение. Тени от деревьев становились мрачнее, а мы шли всё дальше в полутьму леса, не обращая внимания ни на крепчающий мороз, ни на отдаленность от города, ни на вечер. Тени от деревьев вытянулись и заползли на поляну, после дневной жары начался лёгкий озноб, пришлось накинуть штормовку. Одни лилии могут высоко и гордо возвышаться над окружающими их растениями, другие — скромно устроиться под рассеянной тенью деревьев, третьи — радужно сверкать красками на фоне изумрудного газона, купаясь в золотистом потоке солнечных лучей. Вы в безопасности, а дерево дарует вам убежище и тень. Из окон лился жёлтый фонарный свет, по стене метались тени деревьев. За этими санями, в тени от деревьев, лежал труп человека, которого он загрыз, покрытый войлоком. Также при слабой освещённости в теплице, например при загущённой посадке, тени от деревьев, количество листьев между соцветиями увеличивается, почти не завязываются плоды. Теперь а) нарисуйте дом и постройки, а также деревья и заборы; б) нарисуйте их тень в полдень, когда солнце на юге. Луна уже светила в окна, и на паркетном полу играла лунная дорожка, отображая все тени комнаты и листья деревьев за окном. Каждый объект имеет свойство усиливать цвет, противоположный его собственному, как это бывает с белой стеной… Тени, отбрасываемые деревьями, над которыми сияет солнце, столь же темны, как и те, что кроются в центре дерева. Тихое и ясное благоухающее летнее утро, с пением и щебетанием птиц, с несмолкаемым жужжанием насекомых, и лёгкие белые облака, проплывающие по небу, и тёмная туча, застилающая солнце и в виде чёрного чудовища поднимающаяся над лесом, яркие молнии и громовые раскаты, стозвучным эхом отзывающиеся по лесу, и буря с вихрем, шумно налетающая на лес, сокрушающая и ломающая деревья и наполняющая гулом и треском лесные чащи, и тихий румяный вечер, золотящий в огне заката зелёные вершины, и синяя звёздная ночь, сгущающая тени в лесу, — всё говорило мальчику чудным, внятным ему языком. Её следует выбирать, исходя из следующих факторов: расположения относительно сторон горизонта; наличия тени от ближайших строений, деревьев, кустов; назначения; возможного присоединения к близлежащим строениям. Отряд двигался в основном по ночам, а днём отдыхал, скрываясь от солнца и назойливых глаз в тени невысоких деревьев, которые в изобилии встречались по дороге. Тень от деревьев и кустарников, растущих вдоль берега, защищает реки и ручьи от солнечных лучей. И только тогда, когда солнце приопустилось и тень от дерева вновь стала покрывать всё увеличивающуюся толпу ожидающих, приехал наш грузовик. Столь же нередко спешат они укрыться в густой хвое, в тени развесистых деревьев, за всяким подходящим прикрытием. Тени от дома и деревьев сплелись, вытянулись, сильно запахло жасмином. Урок проходил под открытым небом в ажурной тени деревьев. Там всегда стояла тень, и солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, словно через вуаль. Разросшиеся деревья отбрасывали густую тень, сквозь которую не могли проникнуть солнечные лучи. Конечно, в это время приятнее всего находиться в уютном деревянном дачном домике, окружённом тенистыми деревьями, расположенном, желательно, неподалёку от живописной речки или пруда; коротать дни в коттедже на берегу моря, наслаждаясь лёгким бризом и тенью пальм и кипарисов в жаркий полдень… Как приятно было после палящих солнечных лучей оказаться в тени цветущих липовых деревьев с их неповторимым медовым ароматом! Мне казалось, что это я сама притягиваю за уши значимость увиденной кляксы или пятна на полу, или рисунка на коре дерева, или тени на асфальте, или рисунка в кофейной гуще. Солнце уже садилось за деревья, и дно ямы утопало в тени. Неторопливая тень пробежала по земле и затерялась среди деревьев. Если бы не тень от деревьев, было бы жарко. Деревья бульвара, серые от пыли, неподвижно млели под горячим, безжалостным солнцем и давали такую же серую, неохлаждающую тень. Если смерть — в чём я уверен — призывает нас к более счастливому существованию, то почему бы аромату цветов, тени прекрасных деревьев, свежему дыханию вечера не быть её вестниками? Кафе достаточно большое, но нам оно никогда не казалось пустым и бессмысленным, благодаря стильной композиции, выполненной в музыкальной теме, и постоянному полумраку: окна прикрыты тяжёлыми малиновыми занавесками, столики в глубине зала, в тени тёмного дерева. Длинные тени протянулись от деревьев и домов, погружая деревню во тьму. Не давали фактически никакой тени ни деревья, растущие поблизости, ни наш корабль. Как ветви одного дерева, они расширяют тень и дают прохладу путнику, утомлённому зноем. Мысли неслись в моей голове вихрем, один план сталкивался с другим, пока я наконец не побрёл обратно под тень деревьев. Солнце уже встало, и деревья отбрасывают косые фиолетовые тени. Это распадок между холмами, большие деревья, тень, прохлада, мягкая зелёная трава, кое-где выше пояса. Когда солнце стало мелькать чаще за деревьями, мы съехали с пыльной дороги и уютно разместились на каменистой прохладной земле в тени колючей южной растительности. Всё наше общество, сев на каменистом берегу оного, отдыхало в тени высоких кокосовых деревьев, закрывавших нас от палящих лучей солнечных, причинявших нам великую усталость. У маленькой лесной красавицы совсем смуглое, без тени румянца, личико, зелёные, напоминающие своим цветом свежую молодую листву деревьев, кудри и глаза, всегда блестящие, всегда сверкающие как звёзды. Среди деревьев мелькали огни и тени, я слышал, как перекликались люди. Несмотря на то, что крона дерева давала тень, лоб главаря разбойников покрывали бисеринки пота. — Так ведь… в деревьях нужда, когда солнце палит и тень нужна. Но сейчас, когда лунный свет испещрил мостовую чёрными тенями деревьев, конестаблю стало не по себе и он ускорил шаг. На деревьях висели круглые жёлтые фонари, рассеивая густые чёрные тени, оставленные лунным светом. Среди деревьев носились огни и тени, было слышно, как перекрикиваются люди. На картину падает солнечный свет, а вместе с ним и тени деревьев, растущих в саду за окном. Раз прихожу в тень единственного дерева серёд поля, а место моё занято. Побродив вокруг огня, он тихонько, на цыпочках, вошёл в тень, отбрасываемую деревом, стоявшим как раз возле самой палатки, и стал вслушиваться. Колыхаемые слабым ветерком полотно и кроны деревьев создавали под навесом дикое мельтешение света и тени. Тень дерева по форме очень похожа на него, но фрукты можно сорвать только с самого дерева. Страна изобиловала свежей водой и плодами; более значительные фермы утопали в тени виноградников и смоковниц; сады почти сплошь состояли из яблонь, ореховых и гранатовых деревьев. Поэтому я должен сосредоточиться на прекрасных вещах — таких как эта трава, на которой я сижу, на птицах, щебетание которых слышу, на тёплом ветерке, солнце… На тени, что отбрасывает дерево, и что освежает меня. Лёгкие тени скользили между деревьями, змеились по серой земле тонкие полосы тумана — сумерки сгущались над тихим, дремлющим лесом. В трепетном воздухе, в резких, глубоких тенях от домов и деревьев, в дрожащих переливах колокольного звона чувствовалась весенняя нежность. Со временем деревья сильно разрастутся и тень от них накроет кустарники. Это можно сделать с помощью кустарников или деревьев так, чтобы они закрывали его своей тенью. За окном под усиливающимся ветром раскачивались ветви деревьев, и их подвижные тени накладывались на фильм, стали его частью, словно задавая ритм музыке цитры; как легко скрещиваются миры, сказал я себе, а потом ей, на что она ответила: «Тсс», — у меня развилась дурная привычка высказываться по ходу дела о том, что мы смотрим. Например — вечер с последним приступом мороза, когда воздух стал стеклянным и вморозил в себя неподвижность окружающей темноты и бликов; она шла, оставаясь неподвижной (любое движение обжигало холодом) и казалось, что то же самое чувствуют деревья вдоль аллеи — от этого деревья становились несчастными и дружественными ей существами; потом провыли две пожарные машины, прожигая предельную фиолетовость ещё более фиолетовыми вспышками; тогда деревья вдруг ожили и упали на снег примерзающими тенями; тени сдвигались рывками и снова примерзали, а цвет их был уже ультрафиолетовым; потом мигалки пронеслись вперёд и из огней осталась единственная звезда, вплетённая в ветви (низкие и грязные пятна окон не в счёт). Классицизм и модерн, готика и русский стиль… Особняки прячутся в тени исполинских деревьев возле небольших ручейков и полян и кажутся декорациями к сказкам: в зависимости от стиля особняка — русским народным или румынским легендам о вампирах. Книга теней — это книга, в которую собираются все ритуалы, законы, правила колдовства, сведения о травах, камнях и деревьях, рецепты ритуальной пищи, фасоны ритуальной одежды, описания танцев и заклятий, способы гадания и их результаты и всякая прочая информация, принадлежащая колдуну-одиночке или целой общине. Приятная тень огромных старых деревьев скрадывала жару лучше любого кондиционера. Дома и нависающие над заборами деревья казались тенями в дымке, карандашным наброском на серой бумаге. В прохладной тени старых деревьев звенел молодой, жизнерадостный смех. Весёлые студенты облепили все лавочки. Он ничего не мог понять в этих заигрываниях; ему представлялось, что вид у него, наверное, сейчас уморительный, и он предпочёл укрыться в прохладной тени застеклённой галереи, где у самой стены под деревьями стоял широкий диван. Со временем они словно усыхают, скукоживаются, постепенно теряются в густой тени разрастающихся деревьев. Бульвары приглашали пройтись под тенью деревьев, обещая скамеечный отдых невдалеке от шумной магистрали. Рядом росли огромные то ли деревья, то ли кусты, тенью своих листьев закрывавшие грибы от солнца, с огромными гроздьями красных ягод размером с пушечное ядро. Переместила взгляд с деревьев на прячущееся в тени крыши крыльцо. Тени деревьев падают на землю и на воду… Весна. Две тени танцевали на траве, касаясь деревьев, и всюду оставляя за собой бесформенные сияющие следы. Желательно, чтобы рядом с теплицей не было кустарников и деревьев, способных создавать мощную тень, например, плодово-ягодные насаждения. Человек, которому он принадлежал, вышел из тени дерева и повернулся ко мне. — Во-первых, держите ребёнка весь день на открытом воздухе в тени дубовых деревьев, где прохладно и дует ветер. Плодовые деревья можно сформировать в виде пальметты, тогда они займут гораздо меньше места, а под их кронами будет не так много тени. Солдаты и погонщики сидели раздельно: одни устроились в тени густого дерева, другие — вдоль речки. Под деревом, в тени, на ветерке… И каждый день из предстоящих трёх недель буду завтракать тут. На холмах, которые обнимают город цветов, вырисовываются строгие кипарисы; листва оливковых деревьев бросает скромную тень подле них; в траве растёт дикий ирис; розы вьются по стенам и обвивают сады. Они едва успели влететь под спасительную тень деревьев, как загудело уже прямо над их головами. Деревья в лунном свете казались ей чудовищами, отбрасывали жуткие тени и тянули свои уродливые, когтистые лапы к её хрупкой фигуре. Только там, в тени зеленоватой кроны деревьев, я чувствовала себя настоящим человеком, а не бездушным роботом, от которого все ждут инновационных открытий и научных свершений. Тень от полей шляп и от деревьев, под которыми стояли мужчины, скрывала их лица. Неслышными тенями мы петляем среди деревьев, ветви послушно уклоняются, сминаются розы, где-то теряются лёгкие туфли принцессы. Иногда на бульваре под тенью дерева кучка вооружённых крестьян играет в карты; некоторые смотрят на игру. Тёмные силуэты деревьев отбрасывали в свете фар длинные тени. Белые, кремовые, ярко-голубые, синие, голубовато-пурпурные, сине-лиловые, лавандовые, фиолетовые пышные кисти из 40 — 50 звездчатых цветков эффектно смотрятся в любом уголке сада, на альпийской горке, в каменистом садике, на лужайке или в тени раскидистых деревьев. В роковую минуту я удалюсь под то чудное дерево, в тени которого я открыл вам столько известных лишь мне одному тайн. Вечер мягко заполнял улицы маленького городка, сгущаясь тёмными тенями под деревьями и за углами домов, но небо всё ещё светлело на западе, словно не желая расставаться с уходящим светом дня. Деревья тенью, казалось, пытались накрыть здание, словно охраняя его. Тень густолиственных деревьев так славно защищает от назойливых лучей солнышка! Между деревьями зашарахались тени, темнота отступила подальше. — Повредив эти деревья на берегу, ты оставил бы без пищи и крова многих лесных обитателей, а всех остальных лишил бы возможности отдыхать в спасительной, прохладной тени в жаркий летний день. Был тот предвечерний самый душный час, когда воздух неподвижен и листья на деревьях словно нарисованные, а всё живое старается укрыться в тени. Россыпи эти тянулись куда-то вверх по склону холма и скрывались в тени сосновых деревьев. Вот между деревьями мелькнула тень. Они встали под тень высокого раскидистого дерева и взялись за руки. Также при слабой освещённости в теплице, например, при загущённой посадке, тени от деревьев и количество листьев между соцветиями увеличивается, почти не завязываются плоды. Облагороженная тропа из щебня в тени гладкоствольных сосен круто восходит по склону вверх, пока вершины деревьев не остаются далеко внизу. Под деревьями уже улеглись чёрные тени, небо стало синим, и на нём появились первые звёзды. Экзотические южные цветы на клумбах перед городским театром притягивали отдыхающих и местных жителей, они роились вокруг них на вычурных скамейках сквера, жужжали каждый о своём в тени причудливо постриженных деревьев и шляп. Розовый цвет этих теней, мутно алеющий за верхушками деревьев склон неба и слабые красноватые отблески, падавшие на деревья, напоминали о скорых осенних сумерках, незаметно подступающем мраке, о прощании с чем-то дорогим и недолговечным. Деревья, которые только в молодом саду не отличаются большими размерами, высаживают на расстоянии не менее 3 м от соседнего участка, чтобы они не отбрасывали густую тень на огородные культуры. Сделав ещё один шаг вперёд, она наткнулась на контейнер для мусора. Между тем тень скользнула между деревьев. Солнце светило по крышам, бросало сиреневые тени от голых деревьев на серебристый снег, посреди площади стояла большая белёная — на снегу не сразу различишь — русская печь. Он положил рацию на траву, которая здесь, под деревьями, была выше, и присел в узкую полоску тени. В тени алычовых деревьев обнаружился пластмассовый столик, а за столиком… интересно: кто из них — внук? Тишина здесь звучала на разные голоса: это под ногами пружинил мох, от деревьев — от каждого по-особому — падали тени, а родники, разбегаясь в разные стороны, спешили захватить новые владения. Это было глухое, окружённое со всех сторон тайгой место, с отражавшимися в дремотной воде деревьями и мелькавшими в глубине тенями непуганых рыб. Со всех сторон пространство огорожено белыми простынями, на которых покачивается тень деревьев. Падал лёгкий невесомый снежок, и деревья за его завесой казались тенями. Судя по тени, навес находился под каким-то деревом. А сам расположился в тени большого дерева, велел подать вкусную еду и прохладительные напитки. Почему эти огромные деревья дают так мало тени? На острове есть сад из прекрасных камфорных деревьев, «под каждым из которых могли найти тень сто человек». В тени цветущих деревьев не хотелось больше думать ни о чём, кроме солнца и пьянящего запаха сада. На более старой территории кладбища росли деревья, сейчас оплётшие землю густой паутиной теней. Он уходит под крыши, заплетает деревья по самые макушки; часто оказывается в тени и гонит десятиметровые плети или превращается в дикую шевелюру, в которой лишь немногие побеги нормально вызревают и сохраняются до весны. Один держал в руках деревянное кресло, которое по указке начальника установил в тени тутового дерева, другой с лёгкостью профессионального официанта вскрыл бутылочку с кока-колой и, доверху наполнив напитком стакан, подал его уже устроившемуся в кресле командиру. Высота тени — половина высоты сооружения или дерева. У деревьев, выросших на солнце, больше сердцевинных лучей, чем у тех, что росли в тени. Несмотря на то что отгороженное место имело до двадцати пяти ярдов в диаметре, деревья — так я могу их теперь называть — скоро покрыли его своими ветвями и давали густую тень, в которой можно было укрыться от солнца в период жары. Литературщин, ничуть не примечая направляемых на него обольщений, по-прежнему громко кашлял и, улыбаясь, молчаливо вышивал канву своего романа такими же прихотливыми узорами, как прихотливы были те беспрестанно изменявшиеся слияния месячного и звёздного света с синими тенями ночи, которые тихо скользили по поверхности пруда, летали по вершинам сонных деревьев и, как будто отыскивая что-то, ползали по низкой росистой траве. Христиан бросали на съедение львам, но христианская церковь выросла могучим, величественным деревом, которое переросло все старые деревья и заглушила их своею тенью. Вы мне говорили, что вам пришлось бывать там; я бы вас встречал там, в этом прекрасном помещении, среди этих греческих колоннад, в тени этих прекрасных деревьев; сила излияния наших умов не замедлила бы сама собой проявиться. Они стояли в тени раскидистого дерева, которое росло из-под искорёженного подъемника. Накатавшись вдоволь, я припарковываюсь в тени одного из деревьев. К нему идёт убитая щебнем дорожка в тени великолепных деревьев. Смутная тень лица, которое она уже вспомнила, дерево, земляная глотка, глотающая её целиком, и после тьма, тьма, тьма… нет, больше ничего, совсем ничего! Вопреки чувству самосохранения, тайный ветер относил его в сторону, линия его пути, задуманная в виде прямого пересечения, отклонялась вправо, к деревьям, и хотя он по опыту знал, что ещё один кинутый взгляд только обострит безнадёжную жажду, он совсем повернул в переливающуюся тень, исподлобья выискивая фиолетовый блик среди инакоцветных. Рядом с ним возвышалось огромное ореховое дерево, накрывающее дом густой тенью. Сидя за столом из чёрного дерева, он держался спиной к свету, так что лицо его оставалось в тени. Дерево может покрыть тенью многих. Съ годами сострадание всё более и более росло въ душе господа нашего: такъ изъ двухъ мягкихъ листковъ вырастаетъ большое дерево, широко распространяющее свою тень. Она бежала следом за прыгающим лучом навстречу свечению дождя, к полированной стойке перил из красного дерева, от которой, собственно, и начиналась лестница, и на бегу не повернула голову, не посмотрела налево, в тени, куда упало тело её вдруг ожившего соседа. Если бы они были живы, она поехала бы к ним, в безопасный чистенький одноэтажный домик, спрятавшийся в тени кленовых деревьев. Своими редкими ветками и маленькими листьями дерево давало нам негустую тень.Предложения со словосочетанием ТЕНЬ ДЕРЕВЬЕВ
В тени деревьев виднелась высокая мужская фигура. Балдахин на кровати был также исполнен в нежно-зеленых тонах и напоминал плетение кружев, такое ощущение, будто ложишься на земле в тени деревьев и смотришь на зелёную листву. На жёлтом песке, палимый солнцем, украдкой смотрит он с жадностью на богатые источниками острова, где всё живущее отдыхает под тенью деревьев. Наконец мы забрели в оливковую рощу, полутёмную и прохладную, с длинными тенями деревьев, дело-то уже шло к вечеру. Он стоял в тени деревьев, окружённый своими людьми.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я обязательно научусь отличать широко распространённые слова от узкоспециальных.
Насколько понятно значение слова военпред (существительное):
Кристально
понятно
Понятно
в общих чертах
Могу только
догадываться
Понятия не имею,
что это
Другое
Пропустить